Терамен
В каких же ты странах надеешься найти
Тезея жаркий след иль темные пути?
...
[Sur quel espoir nouveau, dans quels heureux climats
Croyez-vous decouvrir la trace de ses pas?]
(Действие первое, явление десятое.)
В последнем стихе г. сочинитель «Разбора» находит более поэзии, нежели у Расина; но к чему особенная поэзия, чтоб сказать такую обыкновенную мысль: где ты надеешься найти следы Тезея? — Жаркие следы не говорится, а горячие следы, но и сие употребляется в низком смысле. Темные пути истинно темны. Мне кажется, сей эпитет неприличен.
Федра
Енона! от стыда лицо мое пылает:
Ты зришь постыдную болезнь души моей,
И слезы катятся невольно из очей.
...
[Oenone, la rougeur me couvre le visage,
Je le laisse trop voir les honteuses douleurs
Et mes yeux malgre moi se remplissent de pleurs.]
(Действие первое, явление третье.)
Г. сочинитель говорит: «Эти стихи и поэзией и свободою стихосложения превосходят стихи подлинника» (стр. 257). Я был бы согласен с ним, если б стыда и постыдную не стояли так близко один от другого. Ты зришь и пр. слишком определенно сказано; у Расина Федра говорит: я даю тебе видеть и пр.
Федра
Вновь вспыхнула во мне свирепая любовь.
Уже не тайною я страстию томилась:
Киприда вся в меня, как Фурия, вселилась.
...
[Ma blessure trop vive aussitot a saigne
Ce n'est plus une ardeur dans mes veines cachees:
C'est Venus tout entiere a sa proie attachee.]
(Там же.)
Едва ли кто-нибудь согласится признать сии стихи лучшими французских, хотя Киприда и названа в них Фурией. — Следующие же стихи, названные не уступающими подлиннику, в которых (как сказано в «Сыне отечества» на стр. 58) переводчик идет рядом с Расином, весьма далеко отстоят от него:
Как скучен сей наряд, как тягостны покровы.
Чья дерзкая рука власы мои сплела
И на челе моем так пышно собрала?
Все ненавистно мне, все грустно и постыло.
[Que ces vains ornements, que ces voiles me pesent!
Quelle importune main, en formant tous ces noeuds,
A pris soin sur mon front d'assembler mes cheveux?
Tout m'afflige et me nuit et conspire a me nulre.]
Вместо дерзкая должно сказать докучная, как заметил и г. сочинитель «Разбора»; слово пышно совсем лишнее; наконец, где мысль и мастерское падение звуков последнего стиха: tout m'afflige et me nuit et conspire a me nuire?
Зачем я не в тени развесистых древес!
Когда сквозь пыльный вихрь узрю коней с возницей
И взором понесусь за быстрой колесницей?..
[Dieux, que ne suis-je assise a l'ombre de forets!
Quand pourrai-je au travers d'une noble poussiere,
Suivre de l'oeil un char fuyant dans la carriere?]
Сии стихи также гораздо хуже французских. Пыльный вихрь то ли, что noble poussiere? Узрю коней с возницей — принадлежит переводчику и совсем лишнее. Перенесены ли на русский язык красоты превосходного стиха: Suivre de l'oeil un char fuyant dans la carriere? Слово: fuyant, сказанное искусною актрисою, заставляло некогда забывшихся зрителей искать взорами исчезающей в отдалении колесницы; русский стих не позволит русской актрисе произвести такого действия.
Какого ждешь плода за все твое стенанье?
Вздрогнешь от ужаса, коль я прерву молчанье.
[Quelle fruit esperes tu de tant de violence?
Tu fremiras d'horreur si je romps le silence.]
Стенанье? Расин говорит: violence? усилие, чтоб проникнуть тайну Федры? тогда мысль правильна; но какого ждать плода за стенанье? Теперь обращусь назад к известному и прославленному рассказу Терамена (о котором напечатано в «Сыне отечества»: «В некоторых местах, а особливо в рассказе Терамена, он (переводчик) даже побеждал непобедимого», стр. 57), и осмелюсь признаться, что подражательная гармония русского перевода мне кажется неудачною и что от г. Лобанова должно было ожидать лучшего. Я говорю только об отрывке, напечатанном в «Сыне отечества».
Неукротимый вол, неистовый дракон,
Вращая ошибом, крутился, прядал он.
. .
Земля содрогнулась, тлетворен воздух стал;
Его извергший вал со страхом отбежал!
[Indomptable taureau, dragon impetueux,
Sa croupe se recourbe en replis tortueux;
. . . .
La terre s'en emeut, l'air en est infecte;
Le flot qui l'apporta recule epouvante.]
Второй стих несравненно хуже знаменитого стиха Расинова: Sa croupe se recourbe en replis tortueux, и не то значит. Последний стих мог бы назваться превосходным, если б, к сожалению, не рифмовала цензура. Отец нашего театра, А. П. Сумароков, почти так же перевел сей стих, если я не ошибаюсь:
И вал, что нес его, со страхом убежал.
Теперь следует продолжение перевода г. Лобанова; пропустя несколько стихов:
Рванулись на скалы, оцепенел возница;
Ось с скрыпом хряснула. С утеса колесница,
Сорвавшись, рухнула, рассыпалася в прах…
[A travers les rochers la peur les precipite,
L'essieu crit et se rompt: l'entrepide Hippolyte,
Voit voler en eclats tout son char fracasse.]
Оцепенел возница? Мысли сей у Расина не бывало. Она совершенно не в характере Ипполита. Расин не только не называет его трусом, напротив — говорит: L'intrepide Hippolyte etc. Ось с скрыпом хряснула… Подражательная гармония есть; но хряснула самое низкое слово. С утеса колесница, сорвавшись, рухнула — обстоятельство, прибавленное г. переводчиком. Рухнула, мне кажется, неприлично сказать о колеснице. Рухнула башня, стена — дело другое. Слово сие у нас еще не облагородствовано употреблением его в высоких родах сочинений; впрочем, это не мешает ему со временем занять в них свое место. — Теперь обращаюсь с вопросом к беспристрастным читателям: можно ли торжествовать мнимые победы русского Тераменова рассказа? — Прочие отрывки из «Федры», напечатанные в «Сыне отечества», истинно прекрасны; но как нарочно слабейшие из них названы превосходнейшими.